Джин/Каме
читать дальше Влажные ресницы Каме слегка касаются щеки Джина, и он задерживает дыхание, чтобы только держаться. Он чувствует кожей сбитое дыхание, не разу так и не сорвавшееся на всхлип. Чувствует мелкую дрожь, почти переходящую в судороги, под своими руками. И так хочется защитить, спасти. Он больше не может выносить этого. Каждый раз Каме приходит к нему поздно ночью, и каждый раз молчит. И от этого еще сильнее щемит сердце. Джин обнимает Каме крепче, гладит по затылку, вискам, щекам, не в силах сделать больше ничего. Не в силах сказать ни слова, не в силах посмотреть в глаза.
Столько потеряно за последние несколько лет. Столько невысказанных слов и пропавших без вести улыбок, подавленных эмоций и задушенных желаний. Только какие-то случайные взгляды, от которых потом смущение и неловкость, нечаянные касания, и с сердцем точно что-то не так, и в одном помещении не хватает воздуха на двоих. Все это время на расстоянии вытянутой руки, и словно стеклянная стена мешает дотянуться друг до друга, и не хватает смелости сломать ее, страшно порезаться осколками.
Теперь Джин каждый бесконечный день ждет ночи и все равно вздрагивает от резкого звонка в дверь. Так не хочет, чтобы все повторилось вновь, и так боится, что это в последний раз. Боится, что больше никогда не услышит тихие шаги по своему коридору и беззвучное "прости" в темноту.
Хлопок двери в утренних сумерках, глухие шаги по лестнице. И тишина. Снова. И она давит. Простыни еще теплые от чужого тела, а едва уловимый запах табака в холодном воздухе комнаты уплывает в открытое настежь окно. Город еще спит, и Джин идет на кухню, чтобы наполнить свой мир хоть какими-то звуками. Он включает чайник, радио и садится на пол, обхватив голову руками. Он не включает свет.
Каме выходит из подъезда и запрокидывает голову в серое небо, он глубоко вдыхает свежий предрассветный воздух, прогоняя его по легким, и чувствует прохладные капли на своем лице. Он прогоняет прочь, смывает с себя остатки этой ночи, пропитанной болью, горечью и невысыхающими слезами. Чтобы вновь улыбаться перед камерами.
Шум закипающей воды, и бешеные пузырьки лопаются, едва зародившись. Щелчок, и один звук умирает. Монотонный голос диктора по радио, и, конечно, грустная песня о любви. А за окном уже слышен приглушенный шум машин, ровный стук каблуков по асфальту, еще не громкие голоса редких прохожих, спешащих на работу, звонки телефонов, ворчание торговцев, открывающих свои магазины... Город просыпается. Фонари гаснут, и утренний свет разливается по потолку, стенам, без спросу врываясь в квартиру. И Джину хочется изо всех сил зажмуриться, чтобы только не видеть сияние этого мира, чтобы не болели так сильно глаза. В его мире дождевых облаков нет места солнцу.
Каме все еще не может унять дрожь в теле, обнимая ладонями чашку горячего кофе, так заботливо предложенную стафом. Холодные капли с челки падают и, разбиваясь о черное зеркало напитка, исчезают, оставляя круги. Горячий пар оседает на щеках, превращаясь в холодную влагу, и от этого дрожь только усиливается. Каме вглядывается в черную бездну чашки все внимательнее, и у него, наконец, получается разглядеть там отражение. Не свое. Он резко зажмуривает глаза и трясет головой, разбрызгивая остатки дождя по помещению, расплескивая кофе на руки, на пол, прогоняя наваждение. И когда кто-то из стафа накрывает его плечи большим махровым полотенцем, он чувствует совсем другие теплые руки, и мурашки пробегают по спине... от воспоминаний.
Осенью темнеет рано, и уже скоро ночь. Кто-то любящий бережно, боясь потревожить, укрывает дремлющий город темно-сиреневым одеялом. Джин лежит, свернувшись на своей кровати, слепо глядя перед собой, и вновь ожидание не дает сердцу биться ровно. Но дыхание города спокойно, и он лишь слегка отодвигает занавеску, что заглянуть в комнату мягким светом уличных фонарей... И теперь Джин закрывает глаза, он не боится уснуть, он разучился засыпать один... И тогда ночной ветерок последний раз треплет его по голове, зарываясь в волосы, и затихает.
Последние три ступеньки, и только бы дотянуться до звонка... Дикая слабость, внезапно навалившаяся после последнего "Стоп! Снято!", не проходит даже после банки кофе и получасового полудрема в такси. Всего три ступеньки отделяли Каме от спасительных объятий, которые способны излечить все на свете. Следующий шаг и темнота перед глазами, он чувствует ладонями холодный бетон и боль ушибленного колена. Каме пускает голову, прижимая подбородок к груди, стискивает зубы до боли в скулах и, собрав последние силы, резко встает, цепляясь за шершавые перила.
Вдавив до упора кнопку звонка, Каме прижимается лбом к своей руке, и ему кажется, целую вечность идет электрический сигнал от его пальцев до комнаты Джина. Лишь только когда дверь с легким скрипом приоткрывается, и сильные руки подхватывают его, не давая упасть, Каме мысленно улыбается и проваливается в беспамятство.